2.5. Биосоциальные и социотехнические изменения
2.5.1. Отношения видов социальности
Если для нейрона межобъектные взаимодействия – это взаимодействия с другими нейронами, а для групп нейронов – с другими группами нейронов организма, то для всей нервной системы объектом такого взаимодействия выступает нервная система уже другого организма. Взаимодействие нервных систем лежит в основе биосоциального взаимодействия. Такое взаимодействие стало возможным в результате налаживания информационного обмена между организмами (в том числе между людьми). Учитывая замкнутость психических явлений в пределах организма (субъективность) и невозможность прямого знакового обмена, для сопряжения состояний контактирующих нервных систем эволюция выработала механизм взаимного представительства – через так называемые зеркальные нейроны, взаимодействие которых, по мнению ряда исследователей, лежит в основе таких явлений, как подражание, эмпатия, понимание чужого сознания. Заметим, что высказанная нами выше (глава 1.4.8. От нейросоциальности к биосоциальности) идея о наличии связи между нейросоциальностью и биосоциальностью получает в таком случае определенное подкрепление в виде одного из возможных механизмов реализации.
Формирование техносоциальных взаимодействий происходило в основном на базе биосоциальных взаимодействий, которые менее консервативны, чем нейросоциальные, находящиеся под более сильным генетическим влиянием [31], и способны быстрее адаптироваться к новым условиям существования (связанным с развитием техники). С другой стороны, происходит некоторый отрыв техносоциальности от нейросоциальности, что приводит к возникновению определенного дисбаланса между психическими явлениями, обусловленными в значительной степени еще нейросоциальными взаимодействиями биосоциального уровня и современными техносоциальными взаимодействиями. Не всегда ясна и доля оставшейся биосоциальности в новых техносоциальных взаимодействиях, что можно понять только после их сравнения с базовыми (неизмененными техникой) биосоциальными взаимодействиями в живой природе, в первую очередь между приматами.
Напомним, что мы используем термин «социальный» в достаточно узких границах, не включая сюда взаимодействия организмов, не имеющих развитой нервной системы (когда еще отсутствует такое психическое явление, как воля), инстинктивное поведение, а также внутривидовые взаимодействия организмов, ведущих в основном одиночный образ жизни и вступающих в общение с представителями своего вида только для целей размножения (в этот период такое поведение обладает элементами социальности, как и родительское поведение). Более того, поскольку наиболее устойчивая часть биосоциальных взаимодействий, возникших на каком-то этапе эволюционного развития организмов, потом часто закрепляется генетически (в виде инстинкта или предрасположенности), то эта часть взаимодействий, превращаясь в инстинктивные программы, в результате также со временем «уходит» во внутривидовые взаимодействия.
При таком подходе можно считать, что у разных видов животных имеются различные инстинктивные программы группового поведения, в то время как у социального (биосоциального) поведения инстинкты отсутствуют (то есть будем отличать социальное поведение от группового). Что касается генетической предрасположенности к тем или иным формам социального поведения, то все ее онтогенетические модификации можно отнести к социальным взаимодействиям. Другими словами, «социальное» обязательно подразумевает наличие возможности выбора поведения. При таком подходе круг социальных явлений в живой природе не настолько широк, как иногда сейчас принято считать, но, с другой стороны, такие социальные явления достаточно близки по смыслу к аналогичным явлениям у человека, по крайней мере на начальной стадии его развития. С учетом сказанного определим «социальность» в широком смысле как внутривидовую способность организмов использовать онтогенетические знания для совместной жизнедеятельности.
2.5.2. Формы и виды поведения
Естественно, что каждая новая ФВМ (начиная с биологической) приводит к появлению новых форм поведения взаимодействующих сторон (и усложнению старых), поскольку поведение – это часть процесса соответствующего взаимодействия (межобъектного или с окружающей средой) за определенный период времени. Сложность поведения организмов зависит в основном от форм сознания, которыми они обладают. Выше мы говорили об автоматическом поведении (организменный уровень сознания), на видовом уровне появляется произвольное (частично осознаваемое) поведение, которое уже зависит не только от генетики и автоматических программ, но и от онтогенетического опыта особи. Биосоциальные взаимодействия приводят к формированию относительно произвольного коммуникативного (в значительной степени осознаваемого) поведения взаимодействующих организмов, а социотехнические – к появлению свободного коммуникативного осознаваемого поведения.
Не осознаваемое поведение следует отличать от поведения, обусловленного бессознательными процессами в психике, поскольку в первом случае есть возможность ощущать свои эмоции, которые влияют на поведение, в то время как во втором случае причина поведения полностью скрыта от сознания.
Помимо степени произвольности, развитости коммуникации и уровня осознания поведения необходимо учитывать и преобладание тех или иных форм мышления, которые определяют уровень обработки внутренней и внешней информации, участвующей в принятии решений по его изменению. На организменном уровне поведение определяется эмоциями, на видовом носит эмоционально-рациональный характер, на биосоциальном уровне – рационально-эмоциональный, а на социотехническом – рациональный. Как мы указывали выше, это не означают, что эмоции перестают влиять на принятие решений, правильнее говорить о тенденции снижения роли эмоций в принятии решений в процессе эволюционного развития организмов. Если говорить точнее, то появляются новые центры принятия решений, которые «руководствуются» иной формой организации информации.
Приведенные выше характеристики поведения организмов на различных уровнях развития материи представлены в таблице 2.1.
Таблица 2.1. Формы и виды поведения
| По форме взаимодействия материи | По типу мышления | По степени свободы | По развитости коммуникации | По уровню осознания | По степени общности |
| Биологическое | эмоциональное | автоматическое | некоммуникативное | не осознаваемое | одиночное |
| Видовое | эмоционально-рациональное | автоматическое- произвольное | однонаправленно коммуникативное | частично осознаваемое | групповое (популяция) |
| Биосоциальное | рационально-эмоциональное | произвольно- автоматическое | эпизодически коммуникативное | частично осознаваемое | биосоциальное (семья, стадо, колония) |
| Социотехническое | рациональное | произвольное | обязательно коммуникативное | осознаваемое | социотехническое (социум) |
Выделение четырех форм поведения по ФВМ позволяет детализировать и некоторые другие виды поведения.
В частности, по форме активности выделяют реактивное и активное поведение. Применительно к данной ситуации биологическое поведение является реактивным, видовое – реактивно-активным, биосоциальное – активно-реактивным и социотехническое – активным. Как и в других случаях, такое деление показывает рост доли активного поведения в эволюционном развитии организмов, а не полное вытеснение первичного (реактивного) поведения, которое наблюдается на всех уровнях развития.
Аналогичное деление возникает и при рассмотрении особенностей поведения, связанных с обучением на различных уровнях развития. Если у биологической формы поведения обучение осуществляется через врожденные программы (онтогенетическая часть опыта пропадает), то на уровне вида форму обучения можно представить как врожденно-приобретенную, а на биосоциальном уровне – приобретенно-врожденную. Социотехнический уровень носит уже в основном приобретенный характер обучения.
Выше мы говорили о том, что на каждом уровне развития организмы используют различные знаки для моделирования реальности. Исходя из этого можно выделить поведение организмов по уровням смыслообразования, которые, в конечном итоге, влияют на общую сложность их поведения. На биологическом уровне это будет поведение, обусловленное первичным смыслообразованием (в первичных знаках) в области окружающей среды: выявление смыслов в окружающей организм среде и непосредственное реагирование на них. У организмов на видовом уровне наблюдается поведение, обусловленное первичным смыслообразованием (в первичных знаках) в области отношений с другими организмами: выявление смыслов в области отношений с другими организмами и их учет в осуществлении текущего поведения. Биосоциальное поведение обуславливается вторичным смыслообразованием (в естественных вторичных знаках): выявление обобщенных смыслов и их учет в осуществлении текущего и перспективного поведения. Социотехническое поведение обуславливается в основном искусственным вторичным смыслом (в искусственных вторичных знаках): выявление обобщенных смыслов и конструирование своих смыслов для организации текущего и перспективного поведения.
Сопоставление выявленных видов поведения с некоторыми традиционно выделяемыми видами поведения, такими, как агонистическое – лояльное, альтруистическое – эгоистическое, кооперативное – конкурентное, позволяет найти их место в формах поведения по ФВМ, но прежде необходимо определиться с зоной применимости данных терминов.
Одна из основных проблем в классификации форм и видов поведения организмов связана с тем, что термины, которые использовались первоначально для понимания и описания человеческого поведения, были без должной критичности распространены на организмы всех остальных уровней жизни, тем самым непроизвольно очеловечивая их поведение (яркий случай антропоморфизма – термин «борьба за существование»). Как мы указывали выше, сам термин «поведение», строго говоря, может использоваться для описания внешней активности только многоклеточных организмов с достаточно развитой нервной системой (с наличием первичного сознания). Неразличение сложных таксисов и поведения (и, что немаловажно, отсутствие соответствующей, «уровневой» терминологии) приводит к тому, что даже такие сложные виды поведения, как, например, альтруистическое, могут приписываться организмам, не имеющим нервной системы, вплоть до одноклеточных (в частности, так называемый «альтруизм» у бактерий). Но хуже того, после «очеловечивания» низших форм жизни происходит обратный процесс – попытки распространить на человеческое поведение закономерности взаимодействий этих низших форм (социал-дарвинизм – только одна из таких попыток редукционизма).
Вернемся еще раз к поведению организмов с первичным сознанием. Мотивация поведения у них достаточно простая и определяется она возникающими эмоциями, положительными или отрицательными, то есть является позитивной – негативной.
На следующем, видовом, уровне простая позитивная – негативная реакция трансформируется в более сложное поведение: лояльное (дружественное) – агонистическое (враждебное), которое еще сильно связано с эмоциями (эмоционально-рациональный тип мышления), по степени свободы относится к инстинктивно-произвольному, по уровню осознания – неосознаваемое. Другие приведенные в таблице 1 характеристики видового поведения также не противоречат специфике лояльного и агонистического поведения, в том числе и по уровню смыслообразования.
На биосоциальном уровне на лояльное и агонистическое поведение накладывается следующий уровень: альтруистический – эгоистический (предшествующий уровень не отменяется, а усложняется с учетом нового фактора). Этот уровень еще зависит от генетики (имеется генетическая предрасположенность к тому или иному виду поведения), но поведение становится произвольно-автоматическим, важную роль в становлении отношений альтруизма-эгоизма играет предшествующий онтогенетический опыт взаимодействия особей (рационально-эмоциональное мышление), а также приобретенно-врожденная форма обучения. Вполне логично на этом же уровне наблюдается эпизодическая коммуникация и биосоциальная степень общности. Недостаточный уровень осознания (частичное осознание), видимо, компенсируется наличием зеркальных нейронов, через которые возникает чувство сопереживания, способствующее возникновению альтруистического поведения. Уточним, что аналогичные полностью врожденные программы поведения на более низких уровнях развития, включая видовой (хотя и не без исключений, поскольку резких границ между уровнями нет), при которых организм совершает врожденные действия, похожие на альтруистические (эгоистические), являются всего лишь сложными автоматическими программами и к альтруизму (в его первоначальном, «человеческом» смысле) не относятся. Другой вопрос, что они не имеют собственного названия, и это привносит значительную путаницу в понимание рассматриваемых процессов. За неимением лучшего, в рамках существующей терминологии будем эти виды «альтруизма» называть автоматическим альтруизмом (автоальтруизмом), а виды «эгоизма» – автоматическим эгоизмом (автоэгоизмом).
Социотехнический уровень характеризуется рациональным типом мышления, поведение при этом будет произвольным, осознаваемым и коммуникативным. Рациональный тип мышления оказывает влияние на все предшествующие уровни мотивации, в том числе и на уровень, связанный с альтруизмом. Появляется расчет выгодности (опасности) такого поведения в различных ситуациях. Поэтому если под альтруизмом понимать именно бескорыстную помощь другим с обязательным ущербом своим интересам (что далеко не всегда так), то такой альтруизм в основном наблюдается на биосоциальном уровне человека. В целом видов альтруизма достаточно много, отметим только, что попытки многих социобиологов выдать за альтруизм только один из его видов, обусловленный генетикой и замыкающийся на приспособленности, строго говоря, вообще не относится к альтруизму (это автоальтруизм). Так называемый парохиальный альтруизм также частично является автоматическим, причем по своим характеристикам (лояльность к своим, агрессия к чужим) он больше относится к предшествующему, лояльному – агоническому уровню поведения.
Следует отметить, что социотехнический уровень не только повлиял на мотивацию поведения предшествующих уровней, но и создал свою мотивацию, основанную на кооперативных – конкурентных отношениях. Только на этом уровне индивид способен сознательно оценить преимущества и недостатки кооперации (сотрудничества, взаимопомощи) и конкуренции (борьбы, соперничества) с другими индивидами в той или иной ситуации и принять соответствующее решение, в значительной степени определяющее его дальнейшее поведение. Использование терминов «кооперация» и «конкуренция» на других уровнях развития организмов носит метафорический характер (с некоторым неизбежным искажением смысла), специальная же терминология для обозначения процессов на нижерасположенных уровнях развития, похожих на кооперативно-конкурентные, отсутствует. Правда, можно заметить, что иногда в научной литературе используется термин "протокооперация" (например, при характеристике межвидовых отношений), но никогда – протоконкуренция, и это неслучайно, поскольку термин «конкуренция» получил настолько широкое применение, что его часто используют и для описания процессов в неживых системах (химическая конкуренция, межзвездная конкуренция).
С термином «конкуренция» произошла история, аналогичная истории с термином «альтруизм», но только с более тяжелыми для социума последствиями. Этот термин, взятый из сферы спортивных состязаний, оказался очень подходящим для описания экономических отношений, где получил свое максимальное развитие. Впоследствии он был использован и в сфере биологии, сначала в метафорическом смысле, а затем, поскольку иного уточняющего термина для описания схожих явлений не появилось, этот метафорический смысл практически выветрился. На следующем этапе уже биологические интерпретации смысла термина «конкуренция» (имеющие несколько иное значение) стали использоваться для описания человеческих отношений (типа «выживает сильнейший»). При этом ссылки биологов на то, что выживает не сильнейший, а наиболее приспособленный, практически не срабатывают в массовом сознании. И это связано не только с «недостаточным» уровнем биологического образования «среднего» человека, но и с тем, что сама трактовка термина «приспособленность» (генетический уровень взаимодействия) зачастую неправомерно переносится на социотехнический уровень, где имеются и иные закономерности размножения (по существу, один вид биологизаторства заменяется другим).
Попробуем рассмотреть специфику конкурентно-кооперативных отношений на разных уровнях развития материи.
На уровне неживой природы (физическая, химическая, вещественная ФВМ) «конкуренция», естественно, носит автоматический характер (автоконкуренция) и является удобным для описания аналогом пассивной (косвенной, через окружающую среду) конкуренции. Противоположный термин – кооперация – на данных уровнях практически не употребляется (что весьма показательно, поскольку характеризует существование мировоззренческого перекоса в сторону конкуренции).
На биологическом уровне (включая организмы с первичным сознанием) также происходит пассивная автоконкуренция, при этом возрастает только количество параметров окружающей среды, участвующих в этом процессе. В то же время в данном случае уже можно говорить о появлении пассивной автокооперации – общая жизнедеятельность разных организмов в большинстве случаев создает более комфортную окружающую среду для большинства из них. Отметим также, что, хотя эти два процесса очень тесно переплетены и в каждом конкретном случае может наблюдаться их разное соотношение, в целом процесс автокооперации несколько преобладает над процессом автоконкуренции, в качестве доказательства выступают возникновение и существование биосферы. В зависимости от рассматриваемых аспектов «конкуренции» на биологическом уровне можно использовать как термин «биологическая конкуренция», так и «автоконкуренция».
На видовом уровне обычно выделяют два вида «конкуренции» – внутривидовую и межвидовую, последнюю делят на активную (подавление одного вида другим) и пассивную (через потребление ресурсов среды), при этом считается, что указанные взаимоотношения являются негативными для всех участников (антибиоз), а внутривидовая конкуренция сильнее, чем межвидовая (борьба за один ресурс). При таком «грубом» делении не различаются видовые и биосоциальные взаимодействия, что ведет к смешиванию различных процессов.
«Видовая конкуренция» (будем использовать именно такой уточняющий термин, исходя из названия соответствующей ФВМ) не может рассматриваться независимо от «видовой кооперации», поскольку это две стороны одного процесса внутривидового взаимодействия, которое выражается через лояльное – агоническое поведение, способствующее территориальному распределению особей с учетом кормовой базы или их групповой организации и обеспечивающее генетическую связность вида (популяции). Поскольку внутривидовые отношения регламентированы определенными достаточно жесткими правилами поведения (вплоть до неиспользования в ритуальных схватках «смертоносного оружия»), сравнивать их напрямую с межвидовыми взаимодействиями, где правила поведения отсутствуют (точнее, определяются биологическим уровнем взаимодействия: позитивное – негативное), некорректно. Поэтому нельзя говорить о том, что внутривидовая конкуренция сильнее межвидовой (речь идет об активной конкуренции), а внутривидовая конкуренция носит характер антибиоза (это может относиться только к межвидовой конкуренции). Что касается пассивной (косвенной) конкуренции за ресурсы окружающей среды, то непосредственно к поведению она отношения не имеет (до появления человека), выступая в роли фактора окружающей среды (осуществляется автоконкуренция).
«Биосоциальная конкуренция» является частью биосоциальных взаимодействий (вторая часть – «биосоциальная кооперация»), которые дополняют видовые взаимодействия альтруистической – эгоистической мотивацией. Сюда же относится и конкуренция между различными биосоциальными общностями одного вида. Внутри биосоциальной общности между биосоциальными конкуренцией и кооперацией связь еще теснее, чем на видовом уровне, причем кооперация преобладает, в противном случае общность бы не образовалась. Между биосоциальными общностями, наоборот, преобладает конкуренция.
Возвращаясь к «социотехнической конкуренции» (или просто конкуренции), к ранее сказанному добавим, что помимо активной она может быть и пассивной – через сознательное использование ресурсов окружающей среды для нанесения ущерба противнику или затруднения его хозяйственной и иной деятельности. Внутри социумов, как и на биосоциальном уровне, преобладает кооперация, между социальными группами – конкуренция, однако в зависимости от культурных норм вариации могут быть очень значительны.
С учетом сказанного дополним таблицу 2.1. «Формы и виды поведения» рядом характеристик.
Продолжение таблицы 2.1.
| По форме взаимодействия | По форме активности | По форме обучения | По уровню смыслообразования | По виду мотивации |
| Биологическое | реактивное | врожденное | обусловленное первичным смыслообразованием в области окружающей среды | позитивное - негативное |
| Видовое | реактивно-активное | врожденно-приобретенное | обусловленное первичным смыслообразованием в области отношений с другими организмами | лояльное - агонистическое |
| Биосоциальное | активно-реактивное | приобретенно-врожденное | обусловленное вторичным смыслообразованием | альтруистическое - эгоистическое |
| Социотехническое | активное | приобретенное | обусловленное искусственным вторичным смыслообразованием | кооперативное - конкурентное |
По результатам проведенного анализа эволюционных изменений характеристик поведения в живой природе кратко резюмируем некоторые их биосоциальные и социотехнические изменения (тенденции) у человека.
2.5.3. Тенденции изменения поведения
По типу мышления наблюдается постоянный рост рациональной составляющей в поведении человека за счет уменьшения эмоциональной. Такая тенденция в том числе ведет к тому, что, как указывал еще М. Вебер [32], в перспективе доля целерациональных действий будет расти, а ценностно-рациональных падать (последние в большей степени завязаны на эмоциях). Одна из причин ускоренного развития рационализации – требование техники (технических систем) в наличии четких и безэмоциональных управляющих команд. Поскольку биосоциальный уровень человека как природного образования, не успевает трансформироваться вслед за искусственно обусловленным ускоренным становлением рациональности, между этими уровнями может возникать определенный диссонанс, связанный с эмоциональной неудовлетворенностью принимаемыми формально верными решениями (одна из дилемм этого уровня заключается в том как поступать в определенной ситуации – по закону или справедливости?), который, впрочем, полностью никогда не исчезнет.
Непрерывно возрастает степень внутренней свободы человека (способность ставить и реализовывать все более отдаленные цели в ущерб реализации текущих потребностей). Степень внешней свободы человека зависит как от культурной, так и от окружающей среды, поэтому может значительно варьироваться в ходе исторического процесса. Если же говорить в целом, то рост технических возможностей длительное время создавал условия для увеличения и внешней свободы поведения, однако исчерпаемость природных ресурсов и ассимиляционного потенциала планеты накладывают на него новые внешние ограничения, которые в перспективе будут только возрастать (более подробно об изменениях свободы можно ознакомиться в статье Эволюция свободы и устойчивое развитие [32а]).
Рост коммуникативных возможностей, в том числе и за счет развития техники, повышает уровень осознания человеком своего поведения. Коммуникация позволяет накапливать совокупный субъективный опыт, переводить его в более объективную форму, строить все более глубокие (конкретные) и широкие (абстрактные) модели реальности, которые способствуют пониманию человеком закономерностей своего собственного поведения и развития. Повышение осознанности ведет к увеличению доли активного поведения человека (в противовес реактивному), связанного с его целенаправленной деятельностью.
Если на биосоциальном уровне наблюдаются приобретенно-врожденные формы обучения, то на социотехническом уровне – приобретенные. Это означает, что роль культуры в становлении человека будет в дальнейшем непрерывно возрастать, формируя новые, дополнительные (искусственные) смыслы.
Что касается мотивационных изменений в поведении человека, то на них необходимо остановиться несколько подробнее.
2.5.4. Изменение мотивации на биологическом уровне
Биологический уровень мотивации (эмоциональный) является достаточно консервативным (в значительной степени определяется генетикой), поэтому принципиальных изменений за период становления человечества не произошло. В то же время можно отметить дальнейшую дифференциацию первичных (позитивных – негативных) эмоциональных состояний, что создает предпосылки для организации все более сложного поведения. Кроме того, развитие рациональности позволило взять под частичный контроль внешнее проявление эмоций и чувств. Можно отметить еще одну тенденцию, которая связана с тем, что развитие техники увеличило возможности получения человеком положительных эмоций, не имеющих адекватного биологического смысла (алкоголь, наркотики и другие психотропные вещества) и приводящих к принятию ошибочных (для организма в целом) решений на эмоциональном уровне. Формирование культуры гедонистической направленности может приводить к увеличению количества людей, страдающих от избыточной стимуляции положительных эмоций. Однако, поскольку такие искусственные изменения не затрагивают генетических основ формирования мотивации биологического уровня, в целом естественный баланс между негативными и позитивными эмоциями в ходе эволюции человека, видимо, не изменился.
2.5.5. Изменение мотивации на видовом уровне
Соотношение лояльного – агонистического поведения (видовой уровень мотивации) уже в большей степени зависит не только от генетики, но и от культурных (биокультурных) норм. Способность культуры смещать баланс в сторону снижения внешнего проявления агрессивности (одного из видов агонистического поведения) была, в свое время, отмечена А.П. Назаретяном, который выдвинул гипотезу техно-гуманитарного баланса [33]. В соответствии с этой гипотезой коэффициент кровопролитности (отношение среднего числа убийств в единицу времени к численности населения) в ходе исторического развития сокращается, несмотря на рост убойности силы оружия: чем выше мощь производственных и боевых технологий, тем более совершенные средства сублимации агрессии и культурно-психологической регуляции необходимы для сохранения социума. При этом автор гипотезы учитывает действие только культурного фактора в снижении выражения агрессивности, считая последнюю величиной постоянной.
В то же время исследования антропологов показывают, что снижение агрессивности человека происходило и на основании генетических изменений под давлением как полового, так и группового (социального) отбора. Рождение все более беспомощных детенышей и возрастание периода взросления приводило к необходимости увеличения доли мужского вклада в воспитании потомства, что вело через половой отбор к снижению мужской агрессивности (агрессивность и забота о потомстве находятся в обратной зависимости), так как на определенном эволюционном этапе (еще у позднейших гоминид) предпочтение стало отдаваться особям со все менее агрессивными чертами [34, 35]. Излишняя агрессивность не всегда соответствовала и новым отношениям в возникающих социумах, что должно было приводить к повышенной элиминации таких особей.
Хотя условия проживания конкретных людей могут значительно влиять на уровень проявления агрессивности (например рост скученности в городах), в силу отмеченных причин (как культурных, так и генетически обусловленных) баланс лояльного – агонистического поведения у человека все же в целом постепенно смещается в сторону более лояльного поведения.
2.5.6. Изменение мотивации на биосоциальном уровне
Динамика альтруизма – эгоизма носит более сложный характер. Мотивация поведения, связанная с альтруизмом – эгоизмом, в значительно большей степени зависит от культурной среды, чем предшествующее лояльное – агонистическое поведение, но, тем не менее, существует и определенная врожденная предрасположенность к тому или иному типу поведения [36, 37]. Такую предрасположенность можно рассматривать как программы автоальтруизма (автоэгоизма), заложенные на организменном и видовом уровне. Более того, в естественных условиях у каждого биологического вида, по-видимому, существует определенный баланс между количеством особей с предрасположенностью к тому и другому виду поведения [38, 39, 40], который может несколько изменяться в зависимости от внешних условий, являясь частью его эволюционно-стабильной стратегии. Такой естественный баланс слабо подвержен генетическим изменениям, поскольку в этом процессе половой отбор если и участвует, то незначительно и разнонаправленно (в благоприятных и неблагоприятных условиях предпочтения партнеров могут меняться), а отбор на уровне социума через изменение поведения [41] проявляется слабее и зависит от конкретных культурных установок.
Основные изменения поведения по линии альтруизм – эгоизм связаны с изменением культурной среды после развития техники до уровня, позволяющего получать и накапливать избыточный продукт. Эгоистическое поведение имеет определенные положительные корреляции с такими характеристиками человека, как доминантность, агрессия, активность. Это означало, что в новой, уже частично искусственной системе социальных отношений (социотехнических) эгоисты имели больший шанс получить дополнительный имущественный и политический ресурс. В результате увеличилось влияние эгоистов в социальных отношениях, то есть произошло первое значимое нарушение естественного баланса между альтруизмом и эгоизмом в социуме. Относительно резкое смещение естественного баланса в социуме по линии «альтруизм – эгоизм» в сторону эгоизма будем в дальнейшем называть эгоистическим сдвигом [42].
Но такое смещение баланса в сторону эгоизма должно было вызвать определенное противодействие в социуме, поскольку наличие чувства справедливости замечено уже у обезьян [43], то есть должен был сработать механизм саморегуляции, представляющий собой компенсационное изменение социальных норм в сторону повышения требований к альтруистичности поведения членов социума. Социальное нормирование поведения могло происходить как сверху (через издание соответствующих законов и предписаний, прямое силовое воздействие), так и снизу (через нормы морали, обряды, ритуалы, традиции).
С системообразующей точки зрения альтруизм и эгоизм не имеют нравственных измерений. Однако после возникновения эгоистического сдвига социум однозначно стал придавать эгоизму отрицательные коннотации (хотя, безусловно, зачатки такого отношения были и раньше), а альтруизму – положительные, что можно рассматривать как действие одного из механизмов социального нормирования снизу. Фольклор (эпос, сказки, пословицы) разных народов мира достаточно однозначно причислял эгоизм к миру зла, а альтруизм – к миру добра. Корректировка социальных отношений происходила и сверху – за счет издания законов (административное воздействие), восстанавливающих справедливость (в понимании большинства населения), и воспитания (идеологическое воздействие). Не обошла этот вопрос стороной и религия, которая в подавляющем большинстве случаев относила альтруизм к добродетелям.
Такое совместное давление (снизу и сверху) влияло на поведение всех членов общества. Но степень влияния и мотивация альтруистических поступков различались для разных групп населения, в том числе и в зависимости от их генотипов, которые влияют на степень предрасположенности к тому или иному поведению. Конечно же, «чистых» альтруистов и эгоистов (гомозиготных), скорее всего, не существует, поскольку данные признаки кодируются несколькими генами, а уровень их сцепленности в большинстве случаев неизвестен. Но в целом под гомозиготными альтруистами и эгоистами будем подразумевать тех людей, у которых генетическая предрасположенность в проявлении соответствующего поведения является высокой. Основную же группу населения составляют гетерозиготные альтруисты и эгоисты без явно выраженной генетической предрасположенности к рассматриваемым типам поведения. Правда, и эта группа не совсем однородна, и ее можно разделить на подгруппы, у которых, например, альтруистический ген (гены) доминантен, а эгоистический – рецессивен (и наоборот).
Гомозиготные альтруисты наиболее легко принимают изменения в поведении, связанные с корректирующим социальным нормированием. Гомозиготные эгоисты вряд ли поменяют свою природу, и поэтому за их внешне альтруистическим поведением (но и это важно) будут скрываться вполне эгоистические интересы (уважение в социуме, боязнь остракизма). Наибольший эффект социальное нормирование может дать через «перевоспитание» гетерозиготной части населения (конформистов). В зависимости от соотношения доминантных и рецессивных генов той или иной направленности эффект будет различным, но более ярко выраженным.
При оценке роли альтруистического или эгоистического поведения необходимо учитывать их функциональное различие в социуме. Можно привести достаточно близкую аналогию, связанную с разницей между мужским и женским началом. Мужское (условно эгоистическое) начало отвечает за поиск, действие, оно активно. Женское (условно альтруистическое) начало более пассивно, стремится к объединению и гармонии. Другими словами, при нормальном развитии любой системы существует определенный баланс между изменением и сохранением ключевых параметров системы. Превалирование эгоизма в системе (относительно оптимального баланса) ускоряет ее развитие, но если это ускорение не уравновешивать альтруизмом, направленным на сохранение, система выходит за пределы своих адаптационных возможностей. Превалирование же альтруизма ведет к снижению скорости развития и застою. С этой точки зрения злом правильнее было бы считать не сам эгоизм как таковой, а нарушение баланса между эгоизмом и альтруизмом, причем как в ту, так и в другую сторону.
Дальнейшее совершенствование техники приводило к постепенному росту накопленных богатств в обществе и их дальнейшему перераспределению в сторону лиц эгоистической направленности. Поскольку эти изменения длительное время были достаточно медленными, дальнейшее смещение баланса (эгоистический дрейф) если и происходило, то достаточно безболезненно, так как социальные системы чаще всего успевали приспособиться к новым условиям (возможно наблюдались локальные дрейфы и в сторону альтруизма). Однако наступила эпоха промышленной революции, и существующее социальное нормирование (особенно административное) перестало, в первую очередь, устраивать именно зажиточную и активную часть социума. В результате произошла целая серия буржуазных революций, возникли первые капиталистические государства.
Возникновение капитализма привело спустя какое-то время ко второму эгоистическому сдвигу. В отличие от первого сдвига, у него была особенность, значительно затруднившая в дальнейшем достижение нового баланса альтруизма – эгоизма (оптимального для данной системы в данных условиях). Эта особенность связана с изменением состава властной элиты. Старая элита носила в основном потомственный характер. И хотя особым альтруизмом она не отличалась (скорее всего имела смешанный гетерозиготный тип с некоторым преобладанием в сторону эгоизма), но находилась под сильным воздействием существовавших в то время социальных норм. В рамках этих норм эгоизм, хотя и формально, но осуждался, а альтруизм считался добродетелью, забота о благе своего народа считалась благородной обязанностью (патриархальное общество). Новая элита обладала явно более выраженной гомозиготной эгоистичностью. Получив власть, она предприняла (не всегда осознанно) целый ряд действий для разрушения действовавшей ранее системы социального нормирования (по линии альтруизм – эгоизм) и создания новой. Помимо прямых административных рычагов воздействия (через изменение законодательства) использовалось и идеологическое давление на социум для формирования нового отношения к системе альтруизм – эгоизм. Целенаправленное смещение приоритета прав от общества к личности, поддержка соответствующих идеологических (социал-дарвинистских) и религиозных (протестантизм) воззрений в результате привели к новому резкому эгоистическому сдвигу. Как и следовало ожидать, данный сдвиг первоначально значительно ускорил социально-техническое развитие обществ, вставших на этот путь, однако скорость развития через определенное время начала превышать их адаптационные возможности, что вело к значительному росту социальной напряженности.
Первый взрыв социальной системы произошел в Российской империи. С рассматриваемой точки зрения (это всего лишь один из аспектов) в российском государстве были еще сильны позиции традиционного общества, а несколько обостренное чувство справедливости (влияние географических факторов) не выдержало возникших градиентов социального неравенства. Другими словами, можно предположить, что величина эгоистического сдвига превысила адаптационные возможности социальной системы и она начала перестройку со сдвигом баланса в противоположную сторону. Сила и инерция этого процесса оказались настолько велики, что страна проскочила даже точку естественного баланса альтруистического – эгоистического поведения.
Теоретической основой возможности создания социальных систем со значительным сдвигом в сторону альтруизма служило представление о человеке как чистой доске (tabula rasa), что предполагало возможность через воспитание и влияние социальной среды сформировать любое поведение своих членов. Как мы теперь знаем, это невозможно, поскольку поведение человека зависит и от генетических факторов, и от социальных. Эксперимент показал, что в принципе жизнь с альтруистическим сдвигом (относительно естественного баланса) возможна, но она, по крайней мере в тех условиях, оказалась менее конкурентоспособной по сравнению со странами с эгоистическим сдвигом.
Если непосредственно для жителей СССР результаты эксперимента оказались двойственными, то на окружающий мир «эффект СССР» оказал крайне позитивное воздействие. Фактически Россия совершила альтруистический поступок глобального уровня, сместив мировой баланс в сторону альтруизма. Именно пример СССР заставил властные эгоистические элиты консолидировано начать целенаправленную деятельность по поиску нового баланса альтруизма – эгоизма в своих странах. В итоге идеи социального государства модные до недавнего времени в странах развитого капитализма, не так уж сильно отличаются от лозунгов бывшего СССР. А основная задача социального государства – уменьшить социальные градиенты, и в первую очередь по линии альтруистического – эгоистического поведения.
Отметим, что изменения условий существования человека в современном мире и так неизбежно приводят к некоторому эгоистическому дрейфу (даже без идеологического усиления) через развитие индивидуализма (появилась возможность выживать относительно самостоятельно, отдельное жилье, дистанционные средства коммуникации и т.д.), что отрицательно влияет на его психологическое самочувствие [44]. В итоге, хотя развитые страны достигли впечатляющих успехов в социально-техническом строительстве, нельзя сказать, что найденный ими баланс альтруизма – эгоизма после второго эгоистического сдвига является оптимальным. Это связано с рядом причин.
Во-первых, равновесие было достигнуто не только за счет перестройки внутренней структуры социальных отношений, но и в значительной степени за счет использования ресурсов стран третьего мира и переэксплуатации ресурсов биосферы. Другими словами, дополнительные внешние ресурсы позволяли сглаживать внутренние противоречия (уменьшать градиенты). Из сказанного можно сделать следующие выводы: 1) если внешние дополнительные ресурсы убрать, то существующий баланс альтруизма – эгоизма внутри этих обществ приведет к неустойчивости систем; 2) если параметры баланса альтруизма – эгоизма таких стран применить к другим категориям стран (менее развитым или живущим в основном на свои средства), то это тоже приведет данные страны в состояние неустойчивости.
Во-вторых, вызывает беспокойство психическое состояние населения развитых стран. Это связано с тем, что осуществляемая властными структурами этих стран весьма мягкая, но все же идеологическая обработка населения приводит к определенным патологическим изменениям в психике и поведении значительной его части, поскольку одновременно навязываются два противоположных типа поведения. С одной стороны, эгоизм (в основном через индивидуализм, который имеет определенную связь с эгоизмом) преподносится как основа сущности человека (каждый сам за себя), и если в его жизни что-то не получается, то это личная проблема каждого, но никак не системы, «заточенной» на превалирование этого типа поведения во всех сферах жизни. С другой стороны, на уровне государства очень много говорится об общественной пользе, и формально такое альтруистическое поведение тоже одобряется. Возникающие эффекты хотя и различны для разных групп населения, но в целом весьма благодатны для развития психотерапевтической медицины. Для лиц альтруистической направленности (гомозиготных и гетерозиготных с альтруистической доминантностью) это приводит к появлению когнитивного диссонанса, что, в свою очередь, ведет к широкому применению антидепрессантов, которые если и не лечат, то смягчают его последствия. Для групп населения эгоистической направленности последствия указанных процессов несколько иные, отметим только расцвет лицемерия (двойной морали).
В-третьих, поскольку альтруистичность социального поведения регламентируется в основном административными методами, это ведет к значительному росту регулирующих законодательных актов, уменьшающих в итоге степень реальной свободы членов социума.
Хотя большинство стран (социумов) не успело еще выработать оптимальный для своего развития (имеется в виду самостоятельное устойчивое развитие без необходимости внешней экспансии) баланс между альтруизмом и эгоизмом после второго эгоистического сдвига, мы становимся свидетелями следующего, третьего эгоистического сдвига. Внешняя причина начала третьего эгоистического сдвига – распад СССР, который служил определенным противовесом и сдерживал эгоистические устремления мировых элит. Отметим, что эгоизм мировых элит рассматривается в нашем случае не с морально-нравственных позиций, а с позиций их объективного существования на данном этапе развития человеческого общества.
Основным объективным критерием нарушения баланса между альтруизмом – эгоизмом можно считать рост неравенства в доходах населения стран. Из других признаков начавшегося сдвига можно указать на происходящий процесс размывания среднего класса, постепенный отход от идеологии социального государства, рост агрессивности внешней политики. Исходя из этого можно ожидать появления соответствующих компенсационных явлений в сторону альтруизма, форма выражения которых может быть весьма разнообразна.
2.5.7. Изменение мотивации на социотехническом уровне
Наконец рассмотрим динамику изменений в антропогенезе мотивационной пары кооперация – конкуренция (сотрудничество – соперничество). Поскольку влияние врожденных факторов в данном случае минимально (на уровне предрасположенности к отдельным видам автокооперации и автоконкуренции), баланс между кооперативным и конкурентным поведением в социуме подвержен сильным колебаниям и определяется, в первую очередь, его соответствующими культурными нормами в широком их понимании (включая экономические отношения). Необходимо учитывать также, что рассматриваемый уровень соотносится с рациональным поведением, то есть обусловленным определенными целями в конкретной ситуации: при реализации индивидуальных целей преобладает конкуренция, при реализации групповых – кооперация. С учетом формирования в процессе развития человека все более сложных форм сообществ (а в современное время включая международные и глобальные), кооперативность его поведения в целом в процессе эволюции должна возрастать. Продолжение этого процесса неизбежно в будущем, поскольку, с одной стороны, наблюдается дальнейший рост рациональности мышления, а с другой – перед человечеством встают глобальные проблемы, решить которые можно только коллективными усилиями (появляются все новые общие цели).